Отключай  - Ребека Уна

– Он просто умер, – говорит Мантас. – Может быть, он просто умер.

– Ты так говоришь, чтобы тебе самому стало легче.

– Он ни одного органа не заменил. Ни одного. Ему время пришло. Я тоже не хочу жить вечно.

Этими словами он меня обидел. Он не хочет жить вечно? Хочет меня покинуть?

Провожаю Мантаса, потому что не хочу идти домой. Слишком расстроена и из-за себя, и из-за Даны.

– Я тебе скажу, – вдруг говорит Мантас.

– Что?

– Если с Даной случится что-то плохое, я тебе скажу. – И, помолчав, продолжает: – Вспомню все, что говорил дед, что говорила Дана, что говорили другие люди.

Я не сразу сообразила, о чем это он. Наверное, я слишком эгоистична и эгоцентрична. Ведь примерно то же могла бы сказать и я: «Не огорчайся, Мантас, я тебе напомню, что говорила Дана. Напомню, какими мы были людьми и какие это были времена».

Однако он решительно заканчивает:

– Но с Даной ничего не случится.

Гаражная дверь открывается. Перед нами красуется летательный аппарат на солнечных батареях. Уран, сталь, сверхпроводящий магнит. Двигатель работает бесшумно, число оборотов в минуту как у семи ускорителей. В системе все такие строят, и куда более мощные.

– Возьму с собой и Дану, и тебя.

– И Итру с мамой, – говорю я. – Как в сказке.

Но я смотрю не на самолет. Меня он не интересует. Я смотрю на Мантаса и хочу сказать, какой он положительный: чуткий, внимательный, добрый. Хочу к нему прикоснуться.

Пальцами, рукой – не треснуть корзинкой в магазине, не блокнотом толкнуть.

Просто дотронуться. Но я научилась хорошо владеть собой… Он ничего не заметит.

Он поворачивается ко мне.

– А… – начинает он. – А можно мне тебя поцеловать? Как раньше люди целовались.

– Знаешь что, – говорю я. – Хоть я и бракованная, но еще не извращенка.

* * *

Я не встретилась с мамой. Как я могла забыть! Мы очень долго пробыли у Даны. Она все говорила и говорила, а я сидела почти у ее ног, даже Мантасу было странно.

– Мама, прости. – Мне так стыдно.

– Ничего страшного. – Мама смотрит на меня с экрана. – Назови время, и мы встретимся.

– Завтра утром, – говорю я. – Встретимся, как в старые времена.

Мама знает, что означает встретиться, как в старые времена: она приходит в мою комнату, обнимает меня, и мы сидим. Смеемся. Мне четыре, пять, шесть лет. Я не боюсь обниматься. Думаю, я уже подготовлена. У мамы никогда не было такой второй кожи, а у меня уже не осталось чужих гормонов, и я смогу почувствовать маму, как тогда. Когда я была в четвертом классе. Или когда мне было четыре года. Это было так давно. Во времена динозавров.

Хочу дождаться маму как раньше, когда ночью спала по четыре часа, сидя в кресле. В него вделаны магнитные застежки, которыми я могу пристегнуться. Ведь трудно не вертеться во сне, хотя кресло такое мягкое, и его форма приспосабливается к форме моего тела. Вертеться нельзя. И брыкаться нельзя. Вредно для мозгов.

Но я все равно отстегиваюсь.

Помню один из последних разговоров с Алой. Она меня спрашивала, идет ли ей новый цвет глаз. А я заговорила про Ину и Алиного брата и впервые ее отругала:

– Знаю, ты себя ставишь выше меня, но с братом нельзя так поступать.

И еще добавила, что, скорее всего, знаю, кто ее брат.

Ала ответила, что мне необходима терапия. И что я совершенно не ориентируюсь в том, какие теперь времена. И что только предки были такими моралистами.

– Бег тянет тебя назад. Ты это знаешь? – Она улыбнулась. – У тебя не только мозги размягчаются, но и мышцы растут.

– А ты стройная. И жестокая, – отрезала я. – Кстати, как поживает Рокас?

– Который Рокас? И о какой жестокости ты говоришь? Ее в системе нет, запомни это. Жестокими были только люди. Мы такими не будем.

Потом я поговорила с папой. Он знал, что мне ускорили вшивание, знал о моих проступках. Но был веселый и деловой, такой уж у меня папа.

– Вот увидишь, мой пупсик двести тринадцать, все будет хорошо, – сказал он.

– Что ты сказал?

– Ой, не туда голос направил. Грита, милая, не будет никаких проблем. С тобой так уж точно никаких проблем не будет.

– Да что ты? – Какая непомерная позитивность. – Ты всем так говоришь? Всем нескольким сотням своих детей?

– Грита, Грита. Только тебе и еще нескольким сотням. Остальные еще не родились. Когда родятся, конечно, буду и с ними говорить. Позитивность нас укрепляет.

Вдобавок к оболочке.

– Кроме того, я тебе это говорю, потому что ты – первый мой ребенок, и ты присоединилась к системе, несмотря ни на что.

– Несмотря на что?

– На то, что ты была зачата старинным способом.

– Ты это помнишь? – Не могу поверить.

– Помню, что твои биологические родители тебя зачали по своему разумению. Но ты, несмотря ни на что…

Папа себя больше не помнит с тех пор, как ему заменили память, говорит о себе в третьем лице. Что же ему туда всадили? Надо скорее забрать у них Дану.

Очень хотелось спать. Я уснула, и мне приснилось странное. Будто Мантас проглотил все питательные таблетки из бутылочки и ему понравилось. И он смёл все бутылочки с магазинных полок. Он облепил себя этими бутылочками. Голос у него сделался низким, как у одного системного работника.

– Грита, мы заблуждались, – сказал он этим низким голосом. – Это путь в никуда, тебе надо вшить микросхему.

В другом сне они с Даной поймали меня на стадионе и хотели огреть микросхемой, похожей на тарелку. Я проснулась с криком, свернувшись клубком на полу.

И ведь я знаю, что все было совсем не так. Что Мантас на самом деле выпил горстку таблеток – шесть штук, – и с ним ничего не произошло, он сказал «очень невкусно» и сгрыз мои яблоки. Последнее мы поделили, один раз он куснет, другой – я. Так и съели. Откусывали все меньше и меньше. Крошку ему. Крошку мне. Это и был наш первый поцелуй, потому что наша слюна смешалась. Как ни странно, мы от этого не умерли и даже не заболели. Я вспомнила, как попробовала на вкус Инину кровь. Может, это и спасло меня от терапии.

Ина, которая согласилась играть и упала на бегу.

Итра, который предложил ей побегать.

Такие, как Итра.

Такие, как Мантас.

Такие, как Ина, меня спасли.

Утром я узнала, что мамы давно нет. Она ушла, наверное, сразу после Ины. Мама тоже умерла во время вшивания. И совсем не из-за технической ошибки, как мы читали в новостях, а из-за хорошо продуманного плана. Микросхемы созданы в соответствии с ДНК совершенного человека. Для дефективных и провинившихся пребывание в системе невозможно. Я помню, что говорила Ала. Не бойся. Организм не отторгнет микросхему.